Популярные сообщения

пятница, 28 ноября 2014 г.

Психоделики и нейронаука



Наука постепенно реабилитирует психоделики — в последнее время возрождается интерес к экспериментальным исследованиям псилоцибина и других психоактивных веществ. Полезно вспомнить, с чего все началось: в 1960-х опыты по расширению сознания стали кладезем новой информации для психотерапевтов и нейробиологов. В частности, именно благодаря им выяснилась роль серотонина в функционировании мозга — а из этого открытия выросла вся современная психофармакология. 

В середине ХХ века преобладающими гипотезами в психологии и психиатрии были гипотезы о том, что настроение, желания, чувства, память, поведение и личность обусловлены окружающей средой, детскими переживаниями, взаимосвязью вознаграждения, наказания, вытеснения и подкрепления подсознательного ума и, в числе прочих, психосексуальными механизмами. Считалось, что активность мозга по своей природе является электрической. До 1940-х и в начале 1950-х точка зрения, что сознание находится под влиянием, если не обуславливается, действия химических веществ, производимых в мозге, была совершенно чужда медицинской среде. Важные события, которые повлияли на изменение существующих парадигм и породили нейрохимию и нейрофармакологию и привели к непосредственному развитию психофармакологии как научной дисциплины, на самом деле сосредоточены вокруг открытия и исследования психоактивных эффектов диэтиламида лизергиновой кислоты (ЛСД), N, N-диметилтриптамина (ДМТ), псилоцибина и других психоделических веществ.

Возможно самым важным открытием среди исследований психоделических средств было определение роли серотонина в психических процессах. Серотонин, химическая структура которого была определена в 1949 году, как стало известно с конца 1800-х годов, присутствует в свернувшейся крови. Здесь нам открывается его кровоостанавливающая роль: при повреждении тканей он помогает предотвратить кровотечение. В случае травмы серотонин освобождается из тромбоцитов, вызывая локальное сужение сосудов и стимулируя дальнейшую агрегацию тромбоцитов, помогая сформировать сгусток и остановить кровотечение. Серотонин также был открыт в тканях мозга в начале 1950-х, что указывало на его потенциальную роль в функционировании мозга и сознания. Обнаружение серотонина в мозге было произведено независимо и одновременно группой ученых в Соединенных Штатах и другой группой ученых в Эдинбурге, Шотландия, во главе с сэром Джоном Х. Геддамом. Однако в формировании ранних теорий относительно участия серотонина в процессах сознания особое значение имели эксперименты Геддама с ЛСД, проведенные на себе.

Сэр Джон Х. Геддам, британский фармаколог, принимал участие в первоначальных исследованиях серотонина. Четыре раза в 1953 году Геддам принимал ЛСД, чтобы узнать о его воздействии на свой организм. Без сомнения, частично благодаря этим экспериментам на себе и частично его лабораторным экспериментам с ЛСД и серотонином Геддам стал первым, кто предположил наличие связи между ЛСД и серотонином, и затем допустил, что влияние ЛСД на функции серотонина были ответственны за психоделические эффекты ЛСД. Его рукописные заметки о самостоятельном эксперименте с 86 микрограммами ЛСД от 1 июня 1953 года выглядят следующим образом:

«9:48 Моя рука выглядит странно, будто это чудовищный рисунок руки, который корчится, пока я не сфокусирую на нем взгляд. У нее удивительные цветовые контрасты. Я вижу будто бы более чем реальный рисунок, что вызывает довольно странные чувства — как будто она принадлежит кому-то другому. Все в комнате стоит довольно нестабильно». Метедрин не ликвидировал воздействие на ощущения. Он продолжает: «Доказательства наличия HT (серотонина) в некоторых частях мозга могут быть использованы в поддержку теории о том, что психические эффекты диэтиламида лизергиновой кислоты появляются из–за интерференции с HT (серотонином)». Таким образом, в личности сэра Джона Геддама произошло слияние личного опыта употребления ЛСД и научного осмысления, что и дало толчок зарождению химической нейронауки.

Независимо от него, Д. Вулли и Э. Шоу в Нью-Йорке предложили, «…что психические нарушения, вызванные диэтиламидом лизергиновой кислоты, должны быть отнесены к вмешательству кислоты в действие серотонина в мозге». Кроме того, они утверждают, что «Геддам также знал о психических эффектах диэтиламида лизергиновой кислоты и действии серотонина в мозге. Мы предположили, что он думал о том же самом, что и мы, об отношении серотонина к психическим нарушениям, вызванным веществом». В отличие от Геддама, относительно Вулли или Шоу нет доказательств, что они принимали ЛСД.

Позже они написали: «Эти фармакологические открытия указывают на то, что серотонин играет важную роль в психических процессах, и что подавление его действия вызывает психическое расстройство. Другими словами, отсутствие серотонина является причиной расстройства. Если же дефицит серотонина в центральной нервной системе является результатом нарушения метаболизма, а не вызван фармакологическими средствами, можно ожидать проявления тех же самых психических расстройств. Возможно, такой недостаток отвечает за естественное появление заболеваний… Таким образом, мы выдвигаем следующие предположения: серотонин, вероятно, играет роль в поддержании нормальных психических процессов; нехватка серотонина, вызванная метаболизмом, может способствовать появлению некоторых психических расстройств; серотонин, или его производное длительного действия, может облегчить психические расстройства, подобные шизофрении».

В этих ранних отчетах можно узреть источник текущих исследований и разработок современных психотерапевтических препаратов, которые породили миллиардную фармацевтическую промышленность, направленную на изменение действия серотонина и других нейромедиаторов в головном мозге с целью лечения психических заболеваний.

ДМТ также сильно повлиял на эволюцию нашего представления о нормальных и экстраординарных состояниях сознания. В 1961 году лауреат Нобелевской премии Джулиус Аксельрод сделал замечательное открытие: ткань млекопитающих (легкое кролика) имеет способность синтезировать ДМТ.

Это открытие было подвергнуто всестороннему исследованию в начале 1970-х, когда стало известно, что ткань человеческого мозга, подверженная биопсии, может выполнять ту же биотрансформацию. Открытие того, что ткань человеческого мозга может производить, по крайней мере, в лабораторных условиях, небольшое количество ДМТ, привело к бурному обсуждению относительно возможной роли ДМТ в человеческом сознании. Тем не менее, аналитические технологии того времени не были столь чувствительны или надежны, как сегодня. В то время как некоторые исследователи смогли подтвердить наличие ДМТ в человеческих тканях и жидкостях, другие потерпели в этом неудачу. Некоторые ученые в то время считали, что результат лабораторных наблюдений Аксельрода и других исследователей был скорее лишь артефактом, чем объективным явлением. Вопрос оставался неразрешенным почти 30 лет.

Тогда, в 1999 году, Майкл Томпсон и его коллеги в медицинском институте Майо в Рочестере, штат Миннесота, используя методы молекулярной биологии — клонирования и секвенирования — обнаружили человеческий ген, который кодирует фермент, синтезирующий ДМТ из триптамина. Открытие Томпсона возобновило многочисленные обсуждения и в полной мере укрепило гипотезы о том, что эндогенный ДМТ играет важную роль в таких состояниях сознания как восторженное состояние, мечтание, творчество, клиническая смерть и другие. Точка зрения о том, что наличие ДМТ в тканях млекопитающих является всего лишь артефактом, не свойственным объекту, и искажает результаты исследования, оказалась несостоятельной.

Со времен Геддама исследования психоделиков, серотонина и других нейротрансмиттеров и их рецепторов продолжается ускоренными темпами. Основываясь на ранних теориях Геддама, Вули и Шоу о роли серотонина в фармакологии ЛСД, в 1980-х Ричард Гленнон и его коллеги из Высшей фармацевтической школы Университета содружества Вирджинии были первыми, кто определил, что серотониновый рецептор 2- (сейчас называется рецептор типа 5-HT2A) является основной мишенью, связывающей такие психоделические агенты как лизергамид, фенилалкиламин и индолалкиламин. В течение следующих двух десятилетий были обнаружены дополнительные центры связывания; в настоящее время различают 40 или более дополнительных рецепторных участков психоделических препаратов. И хотя 5-НТ2А до сих пор считается общим рецептором для воздействия психоделических препаратов, все больше исследователей приходят к выводу, что активности только в этом рецепторе недостаточно для объяснения всех эффектов психоделиков […].

Очевидно, одновременное действие психоделических средств на многие или даже все 40+ ныне выявленных рецепторных участков, при том, что каждый психоделический агент имеет уникальное рецепторное связывание и профиль активации (фармакологический «отпечаток пальцев»), формирует множество субъективных ощущений, вызванных этими веществами. Таким образом, хотя термин «психоделический» часто используется как упрощающий термин, психоделические вещества хотя и вызывают похожие субъективные эффекты у людей, но не производят одинаковых субъективных эффектов, о чем люди, принимавшие эти средства, с готовностью сообщают. Эффект от ЛСД совершенно другой, нежели чем от мескалина, который, в свою очередь, отличается от действия ДМТ, который отличается от TMA-2, который отличается от псилоцибина, который отличается от действия 2C-B, и т.д.

Хотя, как правило, для изучения этих материалов используются данные, получаемые лабораторным путем (in vitro) и посредством изучения поведенческих моделей животных, эти подходы ограничены тем, что они, как правило, размывают качественные, эмпирические различия между психоделическими препаратами — различия, которые легко могут определить люди. Данные лабораторных исследований, полученные из пробирок, и данные, полученные путем исследования на животных, могут дополнить, но никак не заменить человеческий опыт, который, несомненно, является непременным условием испытания психоделических эффектов.

Проблема определения единых критериев для определения психоделических веществ и переживаний, которые они вызывают, конечно, не является новой. Как говорил Александр Шульгин: «если существует путаница в выборе термина для описания класса препаратов, которые мы будем называть [психоделические средства], то при согласовании описания их действия мы придем к совершенной неразберихе». Один из подходов, предложенный в 1970-х годах, заключался в определении психоделиков как средств, имитирующих эффекты ЛСД.

Хотя это определение замыкается само на себе, оно поставило психоделический опыт в самый центр обсуждения. Лестер Грин Спун и Джеймс Бекалар предложили следующее: «Препарат будет считаться психоделическим или нет, в зависимости от того, насколько и каким образом он напоминает ЛСД; о сходстве нужно судить по культурной роли препарата, а также по диапазону его психофармакологических эффектов. С этой точки зрения группа психоделических препаратов имеет четко определенный центр и размытую периферию…».

Связывание молекулярного действия препарата с поведением животных и с переживаниями человека остается заманчивой, но не полностью реализованной целью. Большая часть прогресса, которая была достигнута в этой области, стала возможной благодаря работе Александра Шульгина, который разработал, синтезировал и дал характеристику более 200 новым психоделическим веществам в своей частной лаборатории. Соединения Шульгина были использованы многими другими учеными по всему миру для изучения рецепторного связывания и активирования препарата в лабораторных условиях, для компьютерного моделирования веществ и картирования форм рецепторов, для исследования электрической активности нейронов, для исследования поведения животных и др. Разработки Шульгина также внесли значительный вклад в разнообразие психоделического опыта человека.

Из обзора литературы, приведенного выше, и из других источников становится ясно, что большая часть современных исследований нейротрансмиттеров и препаратов, влияющих на их функцию в мозге, прослеживается от экспериментов и работ ученых, изучающих механизмы действия ЛСД, ДМТ и других психоделических соединений.

В свете этих открытий в нейрохимии предположения психологии и психиатрии в отношении происхождения и природы сознания и психических заболеваний должны были подвергнуться пересмотру. Для психологии и психиатрии стало необходимым включить наблюдения нейробиологии в модели психического функционирования. Нейрохимия и нейрофармакология начали играть доминирующую роль в исследовании сознания и в лечении психических заболеваний к концу 1950-х годов и в 1960-е годы. Например, для психотерапевтических практик стало обязательным использование психоактивных препаратов, которые были получены на базе экспериментальных открытий нейрофармакологии, как основной подход для психологического лечения. Таким образом, появилась психофармакология как медицинская и научная дисциплина. Хотя все еще остается многое, что может быть улучшено, эффективность этих препаратов, несомненно, спасла бесчисленное количество жизней.

 Читать далее: http://theoryandpractice.ru

Комментариев нет:

Отправить комментарий